Она очень хотела жить. Я никогда не видел ТАКОЙ воли к жизни.
Четыре с половиной месяца она цеплялась за свое существование - каждой клеткой, каждой мыслью, каждым вздохом. Надеялась, что завтра наступит перелом, кривая пойдет вверх, что это просто болезнь, у нас же все лечат. Ей было трудно дышать спертым воздухом, слышать свой приговор, видеть, как отводятся глаза, и сознавать, что без нее в мире будет легче нескольким людям. Однако она была очень сильной. И очень взрослой.
Когда она пришла в мою жизнь, в моей груди открылась дверь – такая широкая и большая, что, казалось, никто не в силах ее закрыть, нет таких сил в человеческом мире. Оттуда постоянно хлестал свет, и лился прямо из горла. Все, чего он касался, преображалось, вокруг не осталось ни одной банальной вещи, я перестал закрывать глаза, чтобы не пропустить ни одной минуты в этом прекрасном, новом, сияющем, исполненном смысла мире.
Она была так красива, что мне щемило сердце. Мне казалось – на меня смотри Бог, прямо в мои глаза.
Когда стало ясно, что она умирает, дверь внутри стала зияющей дырой, и ничто по-прежнему не могло закрыть ее. Я стал видеть дно пропасти, воспаленное и темное, как разоренная утроба. Пять этапов умирания – неверие, гнев, жалость к себе, смирение.. что там еще?
Мне внушали – это похоть. Это иллюзия. Это просто потребность в тепле. Это пройдет.
Мне говорили все то, что говорят слепые глухим, чтобы те поддерживали братский дух неполноценности. Молчаливый и древний Заговор против страдания.
Но она начиналась на небесах и кончалась глубоко под моими ногами, в царстве теней. В аду. Она пронизывала меня, и в ней не было ни единого темного или постыдного места.
Я выпил море спирта. Она жила. Мое тело перестало сносить ее, держать ее, вмещать ее и все ее горе. Оно дрожало, как в лихорадке, исходило жаром, и наконец сломалось.
Ее последние вздохи были так… нежны, почти жертвенны… что у меня неожиданно нашлись слезы. Они полились беззвучно и обильно, словно это живое существо передало мне свою агонию. Она уже не могла говорить. Я почти ощущал ее влажные волосы, которые все сильнее и сильнее закрывали ее лицо. Она все еще надеялась – и это было ужасней всего.
Мой разум был холоден, и взвешено думал свои текущие мысли. Мой голос не дрожал, изрекая то и другое. Но целые сутки мое лицо было мокрым. Этот поток существовал автономно и никак не останавливался. Наверное, в нем тек наружу сжиженный свет. Ее душа.
Моя Любовь.
Ничего подобного со мной еще не случалось, и, видимо, уже не случится.
Где мальчик, которым я был когда-то?..
Глупый вопрос.
Я так же рационален, подозрителен, бесстрастен¸ скучен, серый клок тумана с брезентовой душой, как каждый из вас, читающих эти строки.
Четыре с половиной месяца она цеплялась за свое существование - каждой клеткой, каждой мыслью, каждым вздохом. Надеялась, что завтра наступит перелом, кривая пойдет вверх, что это просто болезнь, у нас же все лечат. Ей было трудно дышать спертым воздухом, слышать свой приговор, видеть, как отводятся глаза, и сознавать, что без нее в мире будет легче нескольким людям. Однако она была очень сильной. И очень взрослой.
Когда она пришла в мою жизнь, в моей груди открылась дверь – такая широкая и большая, что, казалось, никто не в силах ее закрыть, нет таких сил в человеческом мире. Оттуда постоянно хлестал свет, и лился прямо из горла. Все, чего он касался, преображалось, вокруг не осталось ни одной банальной вещи, я перестал закрывать глаза, чтобы не пропустить ни одной минуты в этом прекрасном, новом, сияющем, исполненном смысла мире.
Она была так красива, что мне щемило сердце. Мне казалось – на меня смотри Бог, прямо в мои глаза.
Когда стало ясно, что она умирает, дверь внутри стала зияющей дырой, и ничто по-прежнему не могло закрыть ее. Я стал видеть дно пропасти, воспаленное и темное, как разоренная утроба. Пять этапов умирания – неверие, гнев, жалость к себе, смирение.. что там еще?
Мне внушали – это похоть. Это иллюзия. Это просто потребность в тепле. Это пройдет.
Мне говорили все то, что говорят слепые глухим, чтобы те поддерживали братский дух неполноценности. Молчаливый и древний Заговор против страдания.
Но она начиналась на небесах и кончалась глубоко под моими ногами, в царстве теней. В аду. Она пронизывала меня, и в ней не было ни единого темного или постыдного места.
Я выпил море спирта. Она жила. Мое тело перестало сносить ее, держать ее, вмещать ее и все ее горе. Оно дрожало, как в лихорадке, исходило жаром, и наконец сломалось.
Ее последние вздохи были так… нежны, почти жертвенны… что у меня неожиданно нашлись слезы. Они полились беззвучно и обильно, словно это живое существо передало мне свою агонию. Она уже не могла говорить. Я почти ощущал ее влажные волосы, которые все сильнее и сильнее закрывали ее лицо. Она все еще надеялась – и это было ужасней всего.
Мой разум был холоден, и взвешено думал свои текущие мысли. Мой голос не дрожал, изрекая то и другое. Но целые сутки мое лицо было мокрым. Этот поток существовал автономно и никак не останавливался. Наверное, в нем тек наружу сжиженный свет. Ее душа.
Моя Любовь.
Ничего подобного со мной еще не случалось, и, видимо, уже не случится.
Где мальчик, которым я был когда-то?..
Глупый вопрос.
Я так же рационален, подозрителен, бесстрастен¸ скучен, серый клок тумана с брезентовой душой, как каждый из вас, читающих эти строки.
-
-
11.11.2009 в 04:18Вы не должны верить в такой конец.
-
-
11.11.2009 в 13:10народ против Ларри Флинта- это хорошее название для военной компании....а Пейн там плачет вместе со мной? Как хозяин лечащего источника?...
верь не верь - накроет каноном
-
-
11.11.2009 в 13:33Пейн там плачет вместе со мной? Как хозяин лечащего источника?...
*поперхнулся*
про хозяина я бы не горячился...
-
-
11.11.2009 в 23:14Но не видели больше
Огня на раскрытой руке.
Всё что слышать могли вы -
Приливы и росчерки звёзд
На холодном песке.
Одиночество ваше как роза
Под майским дождём.
Всё станет прошлым
Всё станет прошлым
А теперь мы идём.
Вы сияли в полуденных травах
Как солнце для тех, кто отбрасывал тень
Можно знать, но не думать об этом
Но вот он кончается - длящийся день.
А суды и кресты и распятья - всё будет потом?
Всё было после
Всё было после
А теперь мы идём.
Нежный голос "Пророка" и страхи,
Что скрыты в пропорциях рифмы и стен.
Геометрия слова ломает симметрию
Пролитых слёз и колен.
А распахнутый свод и Ииссус с поседевшим виском...
Всё будет после.
Всё будет после.
А пока мы идём.
А пока мы идём.
-
-
13.11.2009 в 09:58